Когда вера встречается с лекарством
Тауриф Мохаммед
ДВЕ недели пожилой мужчина находился на аппарате жизнеобеспечения. Он находился в другом мире – в серой зоне, как некоторые ее называют, – пока его супруга молилась о чуде.
Ей было трудно. За несколько минут до того, как он потерял сознание, ее муж мыл посуду. Когда прибыла скорая помощь, у него не было пульса – он был мертв. Они провели СЛР и через некоторое время пульс восстановился. Чтобы сохранить ему жизнь – поддерживать пульс, поддерживать биение сердца, повышение кровяного давления, насыщение крови кислородом и перфузию мозга – его подключили к системе жизнеобеспечения: интубировали, вентилировали с помощью механического устройства, начали принимать лекарства, сдавливающие сердце, и поступил в отделение интенсивной терапии.
Через неделю, затем две недели на аппарате жизнеобеспечения стало очевидно, что ему осталось не так уж много жизни, которую нужно поддерживать. Машины и лекарства просто поддерживали работу цепи.
Медицинская бригада решила встретиться с семьей, чтобы обсудить деэскалацию оказания медицинской помощи. Дети подчинялись матери. Она сказала, что ее муж был борцом, верующим и он не хотел бы сдаваться. Врач объяснила, что шансы ее мужа вернуться к нормальному качеству жизни практически равны нулю, что жизнеобеспечивающие вмешательства продлевают его страдания, что его жизнь поддерживают искусственно. Она сказала, что все зависит от Бога. Схема продолжала работать. Она продолжала молиться.
Через несколько дней у больного остановилось сердце. Я был на дежурстве в качестве младшего врача. Все суетились вокруг его кровати. Кто-то делал компрессионный массаж сердца. Я отошел в сторону с коллегой и позвонил его жене. Я сказал ей, что у него остановилось сердце. Она сказала, сделайте все возможное, чтобы перезапустить его. Я запутался в словах.
«Мне очень жаль, но Джон (имя изменено) умер. Он умер. Мы больше ничего не можем сделать», — сказала моя опытная коллега из отделения интенсивной терапии со слезами на глазах. Принятие и мир последовали за ясностью.
«Вы верующий?» — спросил пациент несколько месяцев спустя.
Пожилой мужчина, учащенно дыша, изо всех сил пытался выговорить вопрос. На нем была кислородная маска. Он изо всех сил старался дышать; капельки пота выступили у него на лбу.
У него была прогрессирующая сердечная недостаточность и, вдобавок ко всему, Covid19. Он находился в медицинском отделении. Согласно его карте, он не нуждался в уходе на уровне отделения интенсивной терапии.
В какой-то момент в прошлом он обсудил бы вопрос о мерах жизнеобеспечения – интубации, вентиляции легких, лекарствах для сдавливания сердца – и решил, что они ему не нужны. Если его сердце перестанет биться, он захочет, чтобы его оставили в покое. Он знал, что перезапуск сердца будет означать согласие на меры жизнеобеспечения – они пришли вместе. Возможно, медицинский работник рассказал ему обо всем этом ранее при поступлении, а может быть, несколько лет назад в кардиологической клинике.
В уме он решил медицинские вопросы: тяжелая сердечная недостаточность, covid19, жизнеобеспечение, сердечно-лёгочная реанимация. Он знал, что у него есть и чего он хочет. Он знал, как далеко он готов зайти.
Итак, вера теперь была в его мыслях. Он выглядел обеспокоенным. Он лежал в постели, стоя, слегка наклонившись вперед, положив руки на прикроватный столик. На столе рядом с нетронутой едой лежала священная книга. Я проводил обычный осмотр – слушал его сердце и легкие, ощупывал его ноги в поисках вмятин – когда он задал вопрос. У него был высокий голос.
Как врач, бывают моменты, когда вы делаете паузу. Это был один из таких моментов.
Я ответил ему, надеясь, что мой ответ принесет некоторое утешение, а не еще больше огорчения, и продолжил его осмотр. Я объяснил ему, что у него в легких жидкость и нам нужно увеличить дозу Лазикса. Он выглядел уверенным, что можно что-то сделать. Это был последний раз, когда я видел его. Через несколько дней он умер.
«Вы верующий?» Вопрос, пожилой мужчина, его обеспокоенный взгляд, его голос остались в моей памяти. Был ли он в мире, когда умер?
В конце концов я был доволен тем, что его мысли были заняты чем-то другим, кроме медицины. Я был рад, что он решил медицинские вопросы. У него была ясность. Как врач я знал, что медикализация смерти очень усложнила процесс умирания.